Маркус задумался, наблюдая, как Ленивец помахивает длинным светло-желтым хвостом.
— Ну, так что? — спросил Салли, нарушив задумчивость Маркуса. — В чем проблема?
Маркус озадаченно посмотрел на слугу:
— Не могу понять.
— Вот тебе на!.. — проворчал Салли и, обойдя лошадь, встал прямо перед Маркусом. — Вы же не новичок какой-нибудь, чтобы не разбираться в людях. Так в чем проблема с вашей красоткой? — спросил Салли, подражая шотландскому акценту Маркуса.
— В том-то и дело, что проблем нет, — настаивал Маркус и вновь оперся спиной о стену. — Как раз наоборот. Она предложила помочь мне вписаться в жизнь Лалуорта, если я помогу ей поймать убийцу Джаспера Уилмингтона.
— Если вы поможете ей?! — не веря своим ушам, воскликнул Салли. — Так это упрощает дело!
Маркус скрестил руки на груди.
— Что ты имеешь в виду?
— Вы приняли пилюлю, когда ехали домой сегодня? — язвительно поинтересовался Салли, шлепнув лошадь по крупу. — Получается, что она просто умоляет вас использовать ее в ваших целях. И я не помню ни единого случая, когда вы упустили бы такую возможность.
У Маркуса вдруг разболелась голова.
— Ты выставляешь меня в таком свете, как будто я…
— Как будто вы лучший в своем деле! — перебил его Салли, снова принимаясь за работу. — И не надо мучиться угрызениями совести. Ни к чему хорошему это не приведет.
Салли был совершенно прав, и Маркус знал это.
Он оттолкнулся от стены и подошел к плетеной корзине, доверху наполненной морковкой, взял три штуки и, прихрамывая, подошел к Ленивцу.
Разломив морковь на две части, Маркус протянул лакомство гнедому и наблюдал, как быстро он с ним расправляется.
— Вам она нравится, не так ли? — спросил Салли, заканчивая чистить гнедого скакуна.
Маркус разломил еще одну морковку на три части и скормил коню.
— Это важно?
— Думаю, нет, — задумчиво ответил Салли. — Просто я не припоминаю, чтобы вы столько времени думали о женщине — тем более, если она нужна для дела. Я вообще не помню, чтобы вы думали о женщинах.
— Ты считаешь, мне нужно прекратить думать о ней? — спросил Маркус, уставившись на Ленивца, как мельница перемалывающего морковку.
Салли бросил щетку в ящик с принадлежностями для ухода за лошадьми, который стоял у дверцы стойла.
— Не меня надо об этом спрашивать. Но вот что я скажу — берегитесь сплетников.
— Скажи этим бездельникам, у которых язык без костей, что я всего лишь хочу должным образом выполнить свои обязательства, которые на меня накладывает мой титул, — ответил Маркус, освободил стреноженные ноги коня и завел его в стойло. — И не откладывай в долгий ящик. Я хочу покончить с этим дело, и чем раньше, тем лучше.
— Скучаете по Лондону, да? — понимающе спросил Салли.
Маркус мог поклясться, что буквально услышал, как Салли подмигнул.
— В некотором роде.
— Гм, — пробурчал Салли с каким-то животным отвращением, — а моя кухарка требует, чтобы я дарил ей цветы. Цветы, подумать только!
Маркус расстегнул и снял с коня недоуздок.
— Женщины… в их поступках нет никакой логики.
Он отступил назад, чтобы гнедой мог дотянуться до сена.
— Я так и сказал… но не ей, конечно, — смущенно подтвердил Салли, заглянув в окошко стойла, зарешеченного железными прутьями, на пути в амуничную комнату.
Маркус услышал, как Салли грохнул ящик с принадлежностями для ухода за лошадьми на покрытый пылью пол комнаты для амуниции прямо за стойлом Ленивца.
— Вы готовы идти, сэр? — спросил Салли, приоткрыв дверцу стойла.
— Побуду здесь еще немного, — ответил Маркус, теребя в руках недоуздок. — Скажи кухарке, что я скоро буду.
— Она, поди, и так уже вся на нервах, хоть смирительную рубашку надевай, — недовольно пробурчал Салли, хлопнув дверцей.
— Уверен, что только тебе под силу ее успокоить — ты самый неотразимый из моих слуг.
— Если мне не изменяет память, я у вас единственный слуга, — бросил Салли через плечо.
Направляясь к замку, он выдал такую длинную очередь отборных ругательств, что даже серое вечернее небо посинело от стыда. Через некоторое время все стихло.
— Не волнуйся, он же не всерьез, — заверил Маркус Ленивца, продолжая посмеиваться. Уши чистокровного скакуна мгновенно встали торчком при звуке голоса любимого хозяина, но, не получив указаний, он опустил морду и принялся жевать сено.
Маркус повернулся к западной стенке стойла и, упираясь обеими руками в шершавое побеленное дерево, отвел назад раненую ногу и прогнулся, потягивая ноющие мышцы.
Итак, Сара сделает все, чтобы помочь ему обрести счастье.
Боже, она была готова на большее. Ей осталось только признаться в любви.
С некоторых пор она больше не могла скрывать своих чувств к нему.
Другие женщины, которые были в его жизни, тоже проявляли свои чувства, но к их обожанию неизменно примешивалась жалость к бедному графу-полукровке.
Мог ли он надеяться, что любовь Сары была именно тем настоящим чувством, о котором говорил Маркусу его дядя много лет назад?
Он не был абсолютно уверен в этом.
И времени было слишком мало, чтобы разобраться в этом.
Маркус медленно выпрямился и наступил на больную ногу, вперив невидящий хмурый взгляд в стену.
С досады он с силой ударил кулаком по стене. Ленивец вздрогнул, подняв голову, тихо тревожно заржал и отступил назад, отчего солома, покрывающая пол, зашуршала у него под копытами.
«Я не могу любить Сару…»
Он довольно часто задумывался, какой должна быть его половинка, которую предрекал ему дядя. Та, единственная, должна любить его безоговорочно. Не из жалости и не из глупого самопожертвования.